Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова _____________________________________ Факультет журналистики Кафедра зарубежной журналистики и литературы Курсовая работа на тему: Проблема культурной интеграции в литературе чикано (на примере романа Рудольфо Анайи «Благослови, Ультима») Выполнила студентка 3 курса д/о 306 гр. Макарова М. А. Научный руководитель: кн. ф. н. Михайлова Л. Г. Москва 2018 Оглавление Введение.………………………………………………….…………………….стр. 3 Глава 1. Происхождение чикано как этноса. История трансформации ЮгоЗапада США. Синхронный и диахронный подход к проблеме национального самосознания чикано…………………………………………………………стр. 4 Глава 2. Рудольфо Анайя и его роман «Благослови, Ультима». Тематический дискурс и проблемы самоидентификации чикано. Мифологическое мироощущение как элемент творчества……………..стр. 8 Глава 3. Глобализация. Трансформация культуры. Понятие «трансграничности». Проекция творчества Анайи на современность……………………………………………………………...…стр. 21 Заключение………………………………………………………………...…стр. 26 Список использованной литературы и электронных ресурсов…….….стр. 28 2 Введение Культурная жизнь народа в условиях пограничья представляет в эпоху глобализации особый интерес. Цель данной работы – проследить развитие мексикано-американской культуры (чикано), выявить особенности ее дуалистичной природы и, опираясь на причинно-следственные связи, сформулировать основные проблемы культурной интеграции чикано в наши дни. Основные задачи исследования заключаются в анализе мексиканоамериканской литературы, отражающей внутренние и внешние процессы трансформации культуры чикано, специфику мироощущения народа и особенности его самосознания. Таким образом, объектом исследования мы можем считать способы культурной интеграции мексикано-американцев (чикано), отражающие глобальные тенденции этого процесса и его специфику в конкретном регионе. Предметом нашего исследования станет роман ведущего мексиканоамериканского писателя Рудольфо Анайи «Благослови, Ультима!», в котором наиболее полно отражен проблемный дискурс современного мексикано-американца (чикано). 3 Глава 1 Происхождение чикано как этноса. История трансформации ЮгоЗапада США. Синхронный и диахронный подход к проблеме национального самосознания чикано. «I stand poised at the center of power, the knowing of myself, the heart and soul of the New World man alive in me».1 Мексикано-американцы, или чикано (самоназвание произошло от слов мечикано, мехино2) сегодня представляют собой наибольшее по численности этническое меньшинство США. Их численность по данным Бюро переписи определялась как 31,7 млн. чел на 2009 г. или как 12,5% населения США и была сильно занижена3. По прогнозу министерства внутренней политики США к 2050 году она в совокупности с другими латино-группами увеличится приблизительно до 25% 4. Из всего этого следует, что культурный облик современных территорий Юго-Запада США уже на протяжении многих лет был подвержен процессам интенсивной миграции и является сегодня местом непрерывного соприкосновения культур. Мексикано-американцы существенно влияют на культурный облик американского юга. Среди населения распространены диалекты ‒ спанглиш (смесь английского и испанского языков) и некоторые индейские наречия, восходящие к мексиканскому праязыку нуаталю. В истории развития чикано как этноса для нас важен 1848 год, когда огромная часть территорий Мексики в результате мексикано-американской 1 «Я нахожусь в центре силы, осознавая себя, сердце и душу человека Нового мира, живущего во мне». – Anaya Rudolfo. The New World Man. The Anaya Reader. N.Y.: Warner books, 1995. 2 Ващенко А. В. Мексикано-американская (чикано) этническая литература на пути к трансграничью//Language. Philology. Culture. 2-3, 2013. – с. 71. 3 Дзибель Г. В. Мексиканоамериканцы. Большая Российская Энциклопедия. [Электронный ресурс] URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/2202098 дата обращения: 22.04.18 4 Сокольских Н. Н. Американизация Юго-Запада США и культурная ассимиляция мексиканского населения как следствие мирного договора Гвадалупе-Идальго // Вестник Вятского государственного университета. Лингвистика, 2009. - с. 84. 4 войны отошла к США, включая в себя земли пяти штатов: Нью-Мексико, Техаса, Колорадо, Аризоны и Калифорнии5. Эти события повлекли за собой новые интенсивные процессы: налаживание межкультурных связей, взаимопроникновение обычаев, традиций, верований, что и стало толчком к формированию нового сознания у мексиканцев, оторванных от родной испаноязычной культуры, но сознательно оставшихся на своей земле и принявших новое гражданство («американские власти дали мексиканцам один год на то, чтобы определиться с выбором: покинуть юго-запад, сохраняя мексиканское гражданство, либо стать полноправными гражданами США. Многие выбрали второе и решились не покидать свои земли»6). Первых мексикано-американцев поджидали определенные трудности (например, «политика американских властей привела к тому, что в течение одного поколения мексикано-американцы, находившиеся под мнимой защитой американского закона, превратились в лишенное избирательных прав и угнетенное меньшинство» 7), и тем не менее именно с этого момента (присоединения исконно мексиканских земель к США) мы можем говорить о формальном обособлении чикано. Однако необходимо учитывать, что культурные различия между севером и югом Мексики начали складываться ещё в ХVI в., что сделало социокультурное обособление Мексики не стихийным, а вполне закономерным процессом, в котором «отдаленность от центра страны со временем оформилась в настоящую изоляцию пограничной северной периферии»8. В этом контексте справедливым кажется мнение мексиканоамериканского историка и антрополога Д. Гутьереса, который указывал на 5 Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексиканоамериканской литературы) // Гуманитарный вектор. Серия: Педагогика, психология. №4 (24), 2010. – с. 118. 6 Сокольских Н. Н. Американизация Юго-Запада США и культурная ассимиляция мексиканского населения как следствие мирного договора Гвадалупе-Идальго // Вестник Вятского государственного университета. Лингвистика, 2009. - с. 85. 7 Там же. 8 Там же. 5 влияние больших расстояний внутри страны и отмечал в своей книге «Миграция», что северные мексиканцы оказались «вне процессов национальной интеграции, государственного строительства, происходящих в центральной Мексике»9. Генеалогия чикано отражает практически всю историю завоеваний и освоения Юго-Запада США. Итак, предком современно чикано мы будем называть метиса, рожденного от испанского отца (конкистадора) и ацтекской матери. Генетическое смешение (кровь коренных индейских народов, испанских колонистов и, впоследствии, представителей мексиканской и новой американской нации) позволило чикано выделиться в особый, культурно обособленный этнос, проблемы самоидентификации которого впоследствии нашли выражение в разных видах искусства, в том числе и в литературе. Примечательно, что испанские конкистадоры были первыми из европейцев, начавшими освоение американских земель. Нам известны имена испанцев-первопроходцев и тот факт, что первая столица НьюМексико – Сан Хуан де Кабальерос – была основана в 1598 г., на девять лет раньше Джеймстауна, старейшего в Новом свете поселения англичан. Это действительно подтверждает, что «факт присутствия испанцев на континенте до прибытия англичан на восточное побережье Северной Америки не может не рождать у американцев чувства, что мексиканцы более близки к истокам древних цивилизаций доколумбовой Америки, теснее связаны с историческим прошлым»10. В середине ХIХ в. на завоеванные территории большое влияние начинает оказывать непосредственно американская культура англо- саксонского образца, доминирующая на континенте, с ярко-выраженным массовым началом. Тем не менее, встреча культур не ведет ни к слиянию, 9 Там же. 10 Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексиканоамериканской литературы) // Гуманитарный вектор. Серия: Педагогика, психология. №4 (24), 2010. – с. 119. 6 ни к поглощению. Мексикано-американцы не стремятся отказаться от своего прошлого, напротив, культура чикано тяготеет к проявлению своей исключительности, тем более что в период американской экспансии «значительная часть колонистов-янки высказывает открытое презрение к «метисной» мексиканской культуре и ее носителям. Усилению этих настроенийспособствует приток с северо-востока поселенцев нового типа, открыто декларирующих идеи «американизма» (...) Едва начавшийся процесс культурного синтеза приостанавливается, точнее уходит в глубину, его сменяет внешняя конфронтация мексиканской (доминирующей) и американской культурных традиции». ̆ 11 С этого времени мексиканоамериканцы особенно остро начинают ощущать свою обособленность, что, как чаще всего бывает в подобном случае, заставляет народ обращаться к собственным истокам, фольклору. В литературе это проявляется в мифологизации реальности, подчеркнутой связи поколений и времен через древние индейские предания, которые переплетаются с более поздней, «наносной», но прочно укоренившейся религией католиков-испанцев, сообщая ей языческие черты (поклонение Деве Марии Гвадалупской и страх перед неприкаянным духом плакальщицы ‒ Ла Йороны и т.д.) Согласимся с мнением исследователей, видящих «эстетическое новаторство писателей-чикано главным образом в том, что те обращаются к мифологическому мышлению, донесенному коллективной памятью до наших дней»12 и с тем, что для национальных литератур миф зачастую становится не просто категорией творческого осмысления, но и формирует когнитивную основу национальной самобытности. Таким образом мы подходим к тому, что углубленное изучение литературы чикано призвано ответить на основные вопросы, касающиеся актуальных этнических и социокультурных проблем Юго-Запада США. 11 Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексиканоамериканской литературы) // Гуманитарный вектор. Серия: Педагогика, психология. №4 (24), 2010. – с. 120. 12 Там же. 7 Феномен чикано не единственный в мире пример развития литературы «пограничья». В данной работе мы возьмем за основу творчество, пожалуй, крупнейшего представителя мексикано-американской литературы ‒ Рудольфо Анайи, который воплощает в своих героях собирательные черты типичного представителя чикано (его быт, привычки, мировосприятие и самосознание) и раскрывает интересующую нас проблему через яркие и многосторонние художественные образы. Глава 2 Рудольфо Анайя и его роман «Благослови, Ультима». Тематический дискурс и проблемы самоидентификации чикано. Мифологическое мироощущение как элемент творчества. «Когда я продам свою землю, я поплыву по течению жизни. У меня не останется места, куда я смогу вернуться, не останется дома. Без земли человек ничего не значит, потому как теряет связь с предками. Старые обычаи теперь никому не нужны, они похожи на бездомных кочевников…».13 В предыдущей главе мы сформулировали важную для проблемы нашего исследования особенность чикано – их бикультурность и билингвичность (то, что профессор Мадридского университета Ф. Ортего определяет как бинарный феномен), то есть «если обращение к “корням” связывает литературу чикано с мексиканским опытом, то история жизни “к северу от Рио-Грандэ”14 ‒ с американским»15. Специфика этого промежуточного положения позволяет нам сегодня рассматривать литературу чикано и как часть всего корпуса американской словесности, и как часть латиноамериканского художественного мира (с общими тенденциями и художественными методами), и в то же время как самостоятельную, во 13 Ramirez Pablo. Aztlan and the Politics of Storytelling in Anaya’s Heart of Aztlan and Arias’s The Road to Tamazunchale // Journal of American Study of Turkey /Ed. Maria Herrera-Sobek. Ege University Printing House. Izmir, 2006. Ñ. 51. 14 По этой реке проходит граница между Мексикой и США. В Мексике река носит название Рио-Браво, полное наименование - Рио-Браво-дель-Норте. 15 Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексиканоамериканской литературы) // Гуманитарный вектор. Серия: Педагогика, психология. №4 (24), 2010. – с. 121. 8 многом уникальную литературу. В контексте этой работы для нас особенно важна фигура мексиканоамериканского писателя Рудольфо Анайи. Профессор Московского университета и основоположник исследования литературы чикано в нашей стране Александр Ващенко справедливо ставит его в один ряд с другими «отцами» национальных литератур: «Подобно Н. Скотту Момадею для индейской литературы, Рудольфо А. Анайя (р. в 1934) в качестве основоположника развил все основные темы эволюции литературы и культуры чикано. Для его творческих исканий характерна особая многожанровость, естественность, глубина и оптимистическое жизнелюбие»16. Ключевым, или «неповторимым событием этапного значения» для всей мексикано-американской литературы Ващенко называет появление романа Анайи «Благослови, Ультима!»(1972)17. Не лишним будет посвятить несколько слов личности самого автора, что позволит лучше понять и ряд особенностей его героев. Рудольфо Анайя был сыном ковбоя (исп. – vaquero) и рос в городе Санта-Роза, штат НьюМексико. Уже эта параллель позволяет нам говорить о некоторой биографичности произведений, в которых постоянно возникают образы вакерос, их семей, а также прослеживается мотив болезненной утраты ‒ постепенного ослабевания связи с землей, на которой они выросли (ср.: отец главного героя в романе «Благослови, Ультима!» тоже бывший ковбой с льяно, оказавшийся вне своей профессии, вне родных равнин и страдающий от осознания этого). В юношестве Рудольфо Анайя и сам пережил смену места жительства: в 1954 году его семья переехала в город Альбукерке, где Анайя поступил в школу менеджеров, учебу в которой, однако, так и не завершил. Известно, что в 16 лет Рудольфо Анайя в результате несчастного случая, который произошел с ним в бассейне, был 16 Ващенко А. В. Мексикано-американская (чикано) этническая литература на пути к трансграничью // Language. Philology. Culture. 2-3, 2013. – с. 73. 17 Анайя Р. Благослови, Ультима!: Роман: Пер. с англ. М.: Гудьял-Пресс, 2000. 320 с. 9 частично парализован – этому недугу впоследствии был посвящен его роман «Tortuga» (Черепаха), где главный герой на какое-то время тоже становится калекой. В дальнейшем Анайя учился в университете НьюМексико, занимался педагогической практикой (преподавал английский язык, отсюда возможен его интерес к образу учителя, шире: интерес к образу духовного наставника – ср.: первые школьные преподавательницы Антонио и сама Ультима, но уже как «неформальный» педагог, т.е. учитель жизни, мудрый наставник и т.д.). Таким образом, вся жизнь писателя (мексикано-американца, обладающего, несомненно, большим творческим талантом и естественным стремлением к самопознанию и самоидентификации) подвергается осмыслению, типизации в литературных произведениях. Анайя – это тот автор, который не дистанцируется от своих героев, а напротив, входит в каждого из них, чтобы перенести свои искания из мира реального в мир художественный. Так рождается его творческий метод, а в глобальном смысле – начинается тотальное освоение культуры чикано в литературных формах. Возвращаясь непосредственно к творчеству, мы постараемся упростить понимание контекста дальнейшего исследования и в продолжение главы поведем сквозное описание сюжета романа «Благослови, Ультима!», чтобы на конкретных эпизодах сформулировать основные темы и идеи книги. Повествование ведется от лица мальчика по имени Антонио, с самых первых строк романа мы узнаем: «мне было семь в то лето, когда Ультима к нам приехала. Она явилась, и впервые моим глазам открылась красота льяно, и я услышал, как журчанье нашей реки вторит поскрипыванию Земли вокруг своей оси…»18. Дальнейший сюжет будет строиться вокруг двух главных фигур: юного Антонио, который только начинает постигать тайну мира и старой целительницы Ультимы, которая жила на свете еще 18 Анайя Р. С. 5 10 задолго до того, как на свет появились родители мальчика и теперь переехала к ним в дом, чтобы стать надежным другом и духовным спутником мальчика-чикано. События романа охватывают около трех лет жизни героя: лето перед первым классом, учебный год, второе лето, еще один год школы и, наконец, роковое третье лето, на исходе которого погибает Ультима. Еще будучи дошкольником, Тони узнает, что такое смерть: он увидел, как на реке около его дома разгневанные поселенцы убили Лупито. Этот человек и сам совершил преступление – застрелил городского шерифа. Люди знали, что он был не в себе после возвращения с японской войны, но не проявили милосердия, кровная месть свершилась. После жуткой сцены ночной расправы душу мальчика впервые захлестнули неведомые прежде ощущения: он хотел молиться за душу убитого, он не знал нужных слов, он прочитал, как умел, заупокойную молитву над его телом, только он один оплакивал гибель не убийцы, но человека. «Душу Лупито мог бы спасти священник. Ну от чего моя мать так жаждет, чтобы я стал священником? Разве я когда-нибудь смогу смыть кровь, покрывшую воды моей любимой реки!»19, - вопросы истинной веры, божественной справедливости и поиска своего места в мире отныне будут скользить через всю ткань романа, но мы вернемся к их интерпретации чуть позже, а пока постараемся проследить хронологию жизни героя. Антонио много времени проводит с Ультимой, гуляет с ней по долине в поисках целебных трав, а старая целительница отгоняет все его страхи своей тихой заботой («И я был счастлив рядом с Ультимой … Она поверяла мне названия растений и цветов, деревьев и кустарников … Но самое главное – я научился у Ультимы понимать, что такое красота дня и красота ночи, наслаждаться покоем реки и здешних холмов. Ультима учила меня вслушиваться в таинственный рокот земли и ощущать 19 Анайя Р. С. 32 11 полноту завершений земных сроков. Моя душа училась жить под заботливым оком Ультимы»20). Уже в школе Антонио проявляет себя как очень способный ученик (его даже переводят через один класс), что не может не радовать его мать, мечтающую о том, что сын станет ученым человеком, священником, как основатель ее рода. Здесь важно отметить, какое значение в романе автор придает вопросу исторической и генетической памяти народа. В семье Антонио шестеро детей, три старших брата, две сестры, и он сам, самый младший ребенок. Его отец носит фамилию Марес, в прошлом он был вольным вакеро, его род восходит к испанским конкистадорам – покорителем морей (отсюда и символизм фамилии21). Мать героя происходит из другого рода – Луна22, семьи потомственных фермеров, много лет возделывавших землю, на которую их когда-то привел священник – основатель рода и до сих пор единственный служитель бога в истории семьи. Вдобавок она очень религиозная женщина, сопровождаются ее краткими слова в романе молитвенными практически возгласами («Аве всегда Мария Пурисима!»23 и т.п.). Маленький Антонио интуитивно ощущает это кровное противостояние в своей душе. Обостренную чувствительность ко всему, что происходит во внешнем мире и особенно в мире внутреннем автор подчеркивает через необычные сны героя. В одном из снов мальчик видит, как предки спорят о его предназначении: - Пора возвращаться в долину, - говорит старик, который привел фермеров. – Надо взять с собой кровь, что истекла при рождении. Зароем ее в землю наших полей, чтоб стала она плодородней и чтоб мальчик пошел 20 С. 21 21 «Марес» с испанского означает «морской». 22 Луна здесь тоже выступает символом и отсылает читателя к земледельческой культуре: фазы луны определяли хозяйственный цикл, а значит и весь уклад фермерской жизни. 23 Святая Дева Мария! 12 по нашим стопам… - Нет, протестуют вакерос, он останется здесь! Надо сжечь послед, и пусть ветром льяно развеет этот пепел во все стороны. … - Он не Луна, он Марес, - кричат вакерос. – Его предки были конкистадоры, непокорные, как исхоженные ими моря, и вольные, как та земля, на которой они воевали… Но тут в спор вмешивается третья сторона, и Антонио слышит голос Ультимы в своем. сне: - Прекратите, – кричит она. И все умолкают. – Я помогла этому младенцу явиться на свет Божий, и я зарою послед и пуповину, что некогда связывала его с вечностью. И только мне будет известно его будущее.24 Сны героя далеко не единственный прием автора, позволяющий расширить и трансформировать реальность. Линейное повествование обогащается ретроспекциями, в которых разворачивается прошлое рода и за счет которых подчеркивается непрерывность жизни и ментальная связь поколений. Таким образом, в сознании героя, а следом и читателя, сквозные образы предков достигают мифологического уровня: отец ‒ Солнце и Мать – богиня Луны; здесь мексикано-испанское начало сливается с древними верованиями индейцев.25 Александр Ващенко в своей статье так же указывает на то, что мифологические структуры, лежащие в основании романа, сильно углубляют смысловую многослойность. Именно поэтому нам будет важно изучить, по каким законам строится мифологическое пространство романа. Принимая во внимание близость Рудольфо Анайи к идеям латиноамериканского магического реализма (ср.: романы Г. Гарсиа Маркеса), мы будем опираться на точку зрения еще одного исследователя 24 Анайя Р. С. 11 25 Ващенко А. В. Мексикано-американская (чикано) этническая литература на пути к трансграничью // Language. Philology. Culture. 2-3, 2013. – с. 74. 13 мексикано-американской литературы С. В Плотникова, который посвятил свою статью рассмотрению мифологического ощущения в творчестве Рудольфо Анайи. Опираясь на концепцию мифа М. Е. Мелетинского, автора книги «Поэтика и миф» и фундаментальные исследования К. Леви-Стросса, создателя структурной «Мифологичные», антропологии Плотников и автора перечисляет четырехтомника характерные признаки мифологического сознания «классического типа»26: • «Универсальность существования человека в мире, которая проявляется в том, что человек не выделяет себя из природы, относится не к миру как к объекту познания и преобразования, а к самому себе как к субъекту этого познания, и стремится к преимущественно магическим, чувственным формам взаимодействия с миром и его процессами»27. В романе эта идея развивается за счет взгляда на мир глазами мальчикачикано, который с особой восприимчивостью реагирует на внешние события. Ультима – образ «медиатор», она не раз является к мальчику в его магических снах, чтобы смягчить боль утрат и научить героя воспринимать себя как часть чего-то большего. Вот как Ультима разрешает «кровные» споры, в которых так долго упорствовали образы отца и матери в снах мальчика: «Вам обоим известно, что сладостные лунные воды ниспадают дождем, и это та вода, что наполняет реки, несущиеся к морю. Без вод луны, пополняющей моря, не было бы морей на свете … Если б не солнце, не возникла бы та влага, которая способна утолить жажду плодородной земли … Я заглядываю в ясные, чистые глаза Ультимы и познаю истину, о которой она говорила: “Ты видел все отдельно, но не смотрел дальше и 26 Плотников С. В. Мифологическое мироощущение как сфера создания культурного объекта (тетралогия о Сонни Бака Р. А. Анайи) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена, 2007. – с. 178 -182. 27 Плотников С. В. Мифологическое мироощущение как сфера создания культурного объекта (тетралогия о Сонни Бака Р. А. Анайи) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена, 2007. – с. 179. 14 шире, чтобы объять огромный круг, связывающий все воедино” …»28 • «Холистичность2930 и синкретичность … Бытие практически не дифференцируется на функциональные и структурные сегменты, на прошлое, настоящее и будущее … Сакральное и мирское в значительной степени смешаны»31. Этот признак четко прослеживается в том, как Анайя развивает религиозную проблематику в романе. Антонио всерьез задается вопросом о существовании бога христианского, но ни разу не сомневается во власти могучих сил природы. И если христианский бог в сознании мальчика все дальше и дальше отходит от понятия справедливости (герой переживает не только смерть Лупито, но и своего друга Флоренса, самопожертвование и гибель Нарсисо (старого друга отца, который хотел защитить семью Антонио и Ультиму) и гибель самой Ультимы), то древнее языческое божество в образе золотого карпа постепенно заступает на его место. С образом золотого карпа в романе связывается старинная индейская легенда. Антонио узнает её от своего ровесника, мальчика по имени Чико, который живет по соседству. В случайном разговоре во время рыбалки Антонио вдруг обнаруживает, что не только Ультима понимает его особое мироощущение, разделяет его и Чико. Вот один из фрагментов их диалога: … - Необычные они, те озера, вроде бы там духи живут. Имеют над человеком непонятную власть, точно следят за ним везде… - Это как присутствие реки? – еле слышно спросил я. 28 С. 144-145 29 Холистический [< англ. holism < гр. holos - целый] - филос. относящийся к философской концепции, гласящий, что суждения о недоступных наблюдению сложных социальных явлениях не поддаются сведению их к оценкам поведения индивидов и их групп, т. е. закономерность общественных явлений нельзя выводить из закономерностей их составных частей. 30 Комлев Н.Г. Словарь иностранных слов, 2006. https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_fwords/16474 дата обращения 24.04.18 [Электронный ресурс] URL: 31 Плотников С. В. Мифологическое мироощущение как сфера создания культурного объекта (тетралогия о Сонни Бака Р. А. Анайи) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена,2007. – с. 179. 15 Чико взглянул на меня, кивнул. - Выходит, ты знаешь… -Знаю.32 В тот день герой не только видит собственными глазами великолепного золотого карпа, от которого исходит какое-то интуитивно улавливаемое спокойствие и тепло, но и узнает страшное пророчество, которое замещает его представления о страшном суде и расплате за человеческие грехи. - Целый город – под воду? – изумленным шепотом произнес я. - Ну да, целый город. Золотой карп предупредил нас о том, что земля может не выдержать тяжести грехов и в конце концов уйдет под воду!33 Возвращаясь к теоретическому осмыслению проблемы ‒ восприятие мира мальчиком-чикано ‒, мы можем утверждать, что в романе сакральное (трепетное отношение героя к вере как к созидательной силе, жажда первого христианского причастия наряду с желанием снова взглянуть на золотого карпа и ощутить его светлую и животворящую силу) действительно выражает себя в единстве противоречий и нерасчлененной целостности мироощущения. Тем не менее Рудольфо Анайя не скрывает и глубины противоречий, возникающих в процессе духовного становления героя: - Раньше я думал, что в Бога верят все, - сказал я. - Богов много, - тихо сказал Чико. – Есть боги красоты и волшебства, боги садов и огородов, свой бог есть даже в нашем дворе, но нас тянет в разные дальние страны искать новых богов; ради того, чтоб их найти, мы взлетаем под небеса… - А почему не рассказать другим про золотого карпа? – спросил я. - Люди погубят его, - тихо сказал Чико. Бог этой церкви существо завистливое, не терпит иных богов рядом с собой. Нашлет своих служителей, они и убьют золотого карпа… 32 Анайя Р. С. 138 33 С. 141 16 - Ну а если я стану священником, как хочет моя мать?.. - Придется тебе выбирать, Тони, - сказал Чико. – Придется выбирать между Богом церкви и вот этой красотой, которую ты видишь здесь и сейчас…34 Среди признаков мифологического сознания для нас важен еще один аспект, также получивший художественное воплощение в романе. • «Цикличность восприятия времени восприятия пространственного и динамичность мира, которые проявляются как отсутствие представлений о линейном времени, что является основанием для идей вечности … в целом космогоническое восприятие доминирует над космологическим»35. Ультима возникает в романе не только как символ синкретичной, тяготеющий к единству противоречий культуры мексикано-американского пограничья, но и как жизнеутверждающая, неподвластная времени сила, способная преодолеть и забвение, и смерть (вопросы, волнующие любой этнос на пути самоидентификации в истории). В романах Анайи образ духовного наставника часто связан с мотивом «вечного» времени. Мы не знаем сколько Ультиме лет, не знаем ничего о ее личной судьбе, но каждое ее действие воспринимается нами как служение во имя добра. Для Анайи важно, что именно мироощущение героя-медиатора «является эталоном, в соответствии с которым автор выстраивает интенции своего произведения»36. Время в романе действительно не течет линейно, через свои сныпророчества, сны-прозрения и сны-волнения души юная душа Антонио 34 Анайя Р. С. 285 35 Плотников С. В. Мифологическое мироощущение как сфера создания культурного объекта (тетралогия о Сонни Бака Р. А. Анайи) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена,2007. – с. 179. 36 Плотников С. В. Мифологическое мироощущение как сфера создания культурного объекта (тетралогия о Сонни Бака Р. А. Анайи) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена,2007. – с. 179. 17 способна путешествовать во вневременном пространстве, таким образом время реальное получает возможность трансформироваться в мифологическое, изначальное время. Еще одной архетипической чертой мифологического сознания является не различение добра и зла как полных противоположностей. На эту же особенность указывает автор межфакультетского курса «Герменевтика мифа» профессор МГУ Егор Фалев, говоря о том, что для мифа практически не знакомы понятия абсолютного зла или абсолютного добра, подчеркивает их амбивалентную природу. Однако именно в этом аспекте мы наблюдаем расхождение с теорией классической «мифологичности» у Анайи, чья «модель противоборства добра и зла … в большей степени тяготеет к типу религиозного сознания с его учениями о начале добра и зла»37. В его романе мы четко прослеживаем полярность в изображении положительных и отрицательных героев. Так, образом «чистого зла» в книге выступает семья Тенорио Трементина, а «абсолютного добра» - Ультима. Завязкой конфликта становится исцеление Ультимой одного из братьев матери. Когда день ото дня молодой мужчина угасал на глазах у всей семьи и ни один врач не мог ему помочь, семья приняла решение обратиться за помощью к Ультиме как к могущественной целительнице. Оказалось, что на дядю Лукаса наслали порчу три дочери Тенорио, о которых в деревне ходила дурная слава как о ведьмах, творящих в лесу свои грязные, богомерзкие дела. Темные чары оказались правдой, Антонио помогал Ультиме в ее трудах и буквально чрез себя пропустил страдания дяди, приняв непосредственное участие в таинстве исцеления. Этот эпизод в книге снабжен пророческими подсказками, но только в финале мы узнаем, что Ультима знала о своей судьбе уже в тот момент, когда бросила вызов силам зла, но иначе она не могла – в этом творческий посыл Анайи в 37 Там же. – с. 181. 18 романе, утверждающий необходимость борьбы с мировым злом ради торжества добра и любви, даже при осознании несправедливости и несовершенства мира («Для нас Ультима была воплощением добра, а ради того, чтобы защищать добро, стоит рисковать собой. Из тех, кого я в жизни знал, она единственная умела побеждать зло. Ее сострадание к людям, о котором говорил отец, могло преодолевать все преграды…»). Тенорио, ослепленному жаждой мести (Ультима произнесла заклинание, чтобы все зло вернулось тем, кто его сотворил, и в семье Трементина действительно погибли друг за другом две дочери, в чем отец обвинил старую Ультиму), все же удается разгадать тайну Ультимы, чья душа оказывается заключенной в Сове, ее вечной спутнице («Когда я была маленькой, - прошептала Ультима, - один очень мудрый, очень добрый старик обучил меня моему жизненному ремеслу. Он подарил мне сову и сказал, что эта сова – мой дух, моя связь со временем и с покоем вселенной…»38) Убив Сову, Тенорио лишает жизни Ультиму («Мое ремесло было делать добро, - продолжала она. – Я была призвана излечивать больных ... Но мне нельзя было вторгаться ни в чью судьбу. Вот это и не способны понять те, кто погряз во зле … Смерть Тенорио и моя смерть положат конец вмешательству в человеческую судьбу, и покой восстановится…»39). Но по замыслу автора она уже успела передать частичку себя, своего опыта и своей любви к жизни молодому Антонио, который не следует отдельно ни по пути материнских предков, ни по отцовской линии, но заключает в себе оба эти начала, примиряет их и сам примиряется с жизнью ‒ вот каков у Анайи путь юного чикано в мире, путь осмысления исторической памяти и принятия своей двойственной природы. Проблема выбора, так остро стоящая перед современными писателю мексикано-американцами, не ограничивается внутренней борьбой одного героя, в этом контексте особый интерес для нас представляют образы 38 Анайя Р. С. 313 39 Анайя Р. С. 313 19 старших братьев Антонио. Эндрю, Леон и Юджин не хотят оставаться в своем городке, их влечет другой мир, сулящий деньги, развлечения и головокружительную карьеру – большие города Америки. Даже в разговорах друг с другом они предпочитают обращения на американский манер, но мать и отец по-прежнему зовут их испанскими именами, продолжая наедаться на их «возвращение». Сначала старшие братья Антонио уходят на войну, но вернувшись не могут найти себе места в маленьком городке детства. Здесь отчетливо прослеживаются мотивы «потерянного поколения», утраты связи с землей, отсутствие четких жизненных ориентиров. Возвращение не приносит молодым юношам удовлетворения и вот однажды они заводят разговор о том, чтобы отправиться на поиски «чего-то большего». Уезжают только двое. Андрес еще год пытается свыкнуться с бессмысленностью своей жизни в Гуадалупе, с рутинной работой в магазине, с дешевыми наслаждениями … Но и он уезжает следом. Рушатся надежды старых родителей (образ медленно спивающегося отца, который всю жизнь питался мечтой о переезде в южные земли, в Калифорнию, вместе со своими сыновьями), рвется связь с землей – происходит то, что мы вправе назвать культурным «поглощением»: американский образ жизни становится единственно желанным, и молодые мужчины, чье юношество раньше времени отняла война, оказываются в культурном «вакууме». Автор признает, что подобный сценарий отнюдь не редкость (даже в семье Маресов трое из четырех братьев отказались от своей уникальности ради универсальности), но Рудольфо Анайя не строит пессимистичных прогнозов о судьбе пограничья, для него важна надежда, важен мотив возрождения народной души. Показывая два противоположно направленных процесса: рост самосознания чикано и подъем культуры наряду с непрерывным процессом глобализации, Анайя утверждает свои прочные и непреходящие убеждения: веру в торжество жизни над смертью, памяти над забвением, т. е. выводит литературу чикано на качественно 20 новый уровень, вплетая ее в контекст общемировой истории. Принимая во внимание все эти мотивы, мы можем попытаться раскрыть смысл названия романа. На последних страницах книги обнаруживаем следующие слова: «Благословляю тебя, Антонио, во имя всего что ни есть в мире доброго, животворящего, прекрасного! Желаю, чтоб ты всегда был полон жизненной силы. Люби жизнь, но если закрадется к тебе в душу отчаяние, кликни меня тихим вечером, когда чуть веет ветерок, а по холмам перекликаются совы, и я приду к тебе…»40. Последние слова Ультимы действительно композиционно завершают повествование, но они же ответ на душевный порыв самого Антонио: «Благослови меня, Ультима!..»41. Важно, что благословение Ультимы было произнесено не во имя бога, но ради всего лучшего, что есть в мире. Она не была религиозна в каноническом понимании, ее бог не был персонифицирован и строг в своих заповедях, в своем мироощущении Ультима концентрировала многовековую коллективную память своего народа, основанную не на формальном восприятии религии, а на её чувственном понимании, которому чужда внешняя, сменяемая форма веры, но которое неизменно связано с исконной, архетипической созидательной силой. Сам автор, раскрывая причины обращения к мифологическим элементам в произведении, пишет в статье The New World Man: «Каждый может обратиться к своей памяти, исследовать её, и обнаружить символы, говорящие об истории данного человека и об истории целого народа. Именно в этом процессе исследования своей памяти … я нашел общемировые, архетипические символы, и эти символы несут оттенок культуры коренного населения Америки…»42. Это подтверждает и тот факт, что Анайя сознательно использует мифологемы, что сближает его творчество с латиноамериканской литературной традицией. В своей книге 40 Анайя Р. С. 314 41 С. 313 42 Anaya Rudolfo. The New World Man. The Anaya Reader. N.Y.: Warner books, 1995. 21 «Латиноамериканский художественный образ мира» А. Ф. Кофман обращает внимание на то, что в большинстве случаев для латиноамериканской литературы формы сознательного обращения к мифу (как к сложившимся константам художественного сознания) оказываются наиболее предпочтительными43. Завершая анализ тематического и проблемного дискурса романа, стоит обратить внимание, что мифологическое восприятие, хотя и является для писателей чикано важной «формообразующей силой»44, но отнюдь не единственной. Оно связывается с современным социально-критическим мышлением и преломляется в творчестве конкретного автора. Глава 3. Глобализация. Трансформация культуры. Понятие «трансграничности». Проекция творчества Анайи на современную геополитическую ситуацию. «Признайте, что Мексика – это ваш двойник, это тень страны, в которой мы живём, мы все связаны одной нитью».45 В этой главе мы коснемся сложного и во многом неоднозначного процесса глобализации и его влияния на мексикано-американскую культуру. Основная опасность глобализации (с позиции её влияния на культурные границы) заключается в том, что «она в большей мере легитимизирует культурную экстерриториальность, что для национальных культур является тревожной тенденцией, ведущей в перспективе к утрате национальной идентичности»46. Пограничье сегодня действительно является зоной «культурного риска», где активные миграционные процессы существенно изменяют культурное и социальное пространство. В то же время, идеи 43 Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. М.: Мир, 1972. 44 Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексиканоамериканской литературы) // Гуманитарный вектор. Серия: Педагогика, психология. №4 (24), 2010. – с. 120. 45 Anzaldua Gloria. Borderlands/ La frontera. The new Mestiza. San Francisco: Spinsters/ Aut Lute, 1987. – c. 15. 46 Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. – с. 187-191. 22 постколониализма и концепция пограничья подразумевают создание условий для межкультурной коммуникации, развития культурного плюрализма и взаимоуважения этнических традиций. Подтверждение этому мы находим в литературе, когда отдельные мексикано-американские авторы (Р. Анайя, Р. Родригес), писавшие преимущественно на английском языке, входят в число представителей «культурного мейнстрима», как называют и популярную массовую литературу некоторые исследователи47. Существенно изменилось отношение к пограничью только во второй половине ХХ века. Вторая мировая война и последовавший за ней очередной активный передел мира (освобождение колоний, распад союзных государств) преломили существовавший на протяжении многих веков «европоцентристский» взгляд на пограничье. Если раньше граница воспринималась как «линия, разделяющая первый и третий мир, цивилизацию и варварство, колонию и метрополию»48, то после распада мировой колониальной системы в ее традиционном представлении, граница перестала рассматриваться как исключительно разделительная полоса и приобрела более широкий контекст. Пограничье стало восприниматься в новом, позитивном ключе, особенно под влиянием постколониальных критиков (Г. Спивак, Х. Баба и др.), развивавших идеи культурного плюрализма. В эпиграф этой главы вынесена цитата из книги Г. Ансальдуа «Граница. Новая метиска», публикация которой в 1987 подтвердила наличие глобальных тенденций нового пограничья, основанного на «легитимном сосуществовании всех культур в точке их соединения»49. Для культуры чикано последствия глобализации вылились не только в «бурные шестидесятые», ознаменованные ростом национального самосознания, возрождением традиций и распространением испанского 47 Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. – с. 190. 48 Там же. – с. 188. 49 Там же. – с. 189. 23 языка на значительных территориях юго-запада США, но и появлением на свет нового поколения, для которого впоследствии вопросы национальной и культурной идентичности будут звучать особенно остро. Проследить динамику развития мексикано-американской культуры с точки зрения её ценностных ориентиров нетрудно. Первое поколение чикано, отвечая на вопрос о том, что является для них Родиной, давало однозначный ответ – Мексика. Но для их детей, т.е. последующих поколений (и чем дальше, тем существенней) уже сказывались последствия жизни в условиях бикультуризма. «Амбивалентность пограничного сознания отражается в мексикано-американской литературе в метафоре ‘ничейности’, под которой подразумевается невозможность полной самоидентификации ни с американской, ни с мексиканской культурой»50 пишут авторы уже известной нам статьи. Отсюда такая популярность образа «земли обетованной», культивируемого в литературе чикано. Один из романов Рудольфо Анайи носит название «Сердце Атцлана», в нем автор развивает идею потерянной родины, архетип которой восходит к памяти об исторической родине чикано, их связи с древними ацтеками, населявшими земли современной Мексики и юго-запада США. Этот роман, по мысли автора, призван был объяснить самим мексикано-американцам, «что потеря земли и забвение культуры несет себе ужасные последствия разрушения социальных и семейных связей чикано» 51. Своими произведениями Анайя якобы подводит итог периоду массовых социальных манифестов и протестного движения 60-70 гг. прошлого века (движение сопротивления было вызвано ошибками этнической и культурной политики США предыдущего периода), «обращая взоры чикано к проблеме 50 Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. – с. 190. 51 Сокольских Н. Н. Американизация Юго-Запада США и культурная ассимиляция мексиканского населения как следствие мирного договора Гвадалупе-Идальго // Вестник Вятского государственного университета. Лингвистика, 2009. - с. 87. 24 ‘возвращения к корням’, а именно реанимации идеи Ацтлана»52. В конце 80-х гг. научные словари уже фиксируют термин «трансграничье», определяя его как «регион, объединяющий приграничные области двух и более государств в условиях тесного многостороннего взаимодействия»53 и как «принципиально новое культурное образование, обозначающее подвижную границу, у которой нет четкой географической локализации»54. Ф. Ломели, исследователь мексикано-американского пограничья, интерпретирует это понятие для конкретных территорий югозапада США, где, по его мнению, трансграничье «распространяется на север и на юг, создавая зоны общих интересов, где глобализация играет важнейшую роль, а нескончаемый поток иммигрантов, стремящихся на север и непрерывный поток корпораций, идущих на юг, вместе создают новый глобальный регион, третью культуру, альтернативный мир всеобщих желаний и надежд»55. Трансграничье отражается не только на условиях жизни мексиканоамериканцев, но и на умонастроениях людей. В литературе чикано граница становится одной из важнейших культурологических метафор 56, как определяет ее Александр Ващенко, и отражает многовековую проблему чикано, где граница между Мексикой (шире – всем латиноамериканским миром, усиленная охраняемой стеной по Рио-Гранде) и североамериканской цивилизацией понимается как необходимость выбора: жить по ту или по другую сторону стены. Однако с мифологической точки зрения любая 52 Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. – с. 87. 53 Розов Н. С. Феномен трансграничья в исторической и геополитической перспективе. Трансграничье в изменяющемся мире: Россия- Китай-Монголия // Материалы международной научно-практической конф. 16-20 окт. г. Чита, 2006. - с. 109 – 113. 54 Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. – с. 189. 55 Lomeli Francisco A. The Border as a Moving Tortilla Curtain: Media and Chicano Literary Representations // Материалы международной научно-практической конф. 22-24 сент. г. Чита, 2006. 56 Ващенко А. В. Мексикано-американская (чикано) этническая литература на пути к трансграничью // Language. Philology. Culture. 2-3, 2013. – с. 71. 25 граница - а) сакральна б) амбивалентна. «Амбивалентность границы проявляется в её противоречивой сущности, её консервативной роли … вспомним миф об основании Вечного города и о том, отчего он закончился братоубийством. Близнецы не смогли договориться, должен город быть закрытым или открытым»57, - пишет в своей статье Ващенко, выявляя двойственное значение границы. Исследователи миграционных процессов58 (Теоретические основы исследования миграции населения// Сайт интернет-энциклопедии «Geolike» http://geolike.ru/page/gl_5367.htm Просмотрено: 08.06.2018) часто обращаются к критерию пассионарности59 той или иной культуры. Глобальная тенденция «нового переселения народов», объясняемая, в первую очередь, причинами экономическими, подразумевает также исторический (циклический) процесс. Переезжая на новые земли, мигранты действительно форматируют культурный облик стран-реципиентов, и в этом ключе порождают споры в отношении политики мультикультуризма. Однако односторонняя критика зачастую не учитывает тот факт, что расширение и трансформация границ процесс настолько же неизбежный, как и развитие человечества с чередованием подъемов и спадов. Все крупнейшие цивилизации существовали за счет освоения новых земель и культурной интеграции (римляне заимствовали и совершенствовали достижения греческой культуры и т.д.). И говоря о том, что западный мир сегодня обеспокоен «исламизацией Европы» или «латинизацией США», мы напрямую сталкиваемся с внешним проявлением пассионарного толчка, при котором в борьбе за «кормящие ландшафты» 57 Ващенко А. В. Мексикано-американская (чикано) этническая литература на пути к трансграничью // Language. Philology. Culture. 2-3, 2013. – с. 71. 58 В 1989 г. Денисенко М. Б., Ионцевым В. А. и Хоревым Б. С. в одноименной работе был введен термин «миграциология» для обозначения науки, изучающей миграционные движения населения, обусловленные социально-экономическими отношениями. 59 Философский подход заложен работами В. И. Вернадского и Л. Н. Гумилева. В основе их концепции пассионарных толчков лежит идея энергетического обмена между человеческим сообществом (этносом) и внешней средой. Избыток биохимической энергии живого вещества порождает эффект пассионарности, направленной как на изменения этноса, так и на изменения внешней среды. 26 происходит расширение трансграничной зоны. Значимой кажется мысль, высказанная на этот счет в уже знакомой нам работе Воронченко и Сокольских: «Запад, став заложником собственного высокого уровня развития, позволяющего в течение нескольких эпох обеспечивать значительное преимущество перед геополитическими соседями, сегодня демонстрирует тяжелую зависимость от выросшего в послевоенные годы уровня потребления, что стимулирует нежелание развиваться за счет собственных усилий»60. Заключение Таким образом, проблема культурной интеграции чикано коррелируется с системой глобальных социокультурных процессов. Литература чикано обнажает огромное количество внутренних проблем, но подчеркивает при этом жизнеутверждающее, созидательное начало. Переосмысление своего места в мире и принятие собственной уникальности позволяет чикано активно включаться в межкультурный диалог, успешно представляя свое искусство и на межнациональном уровне. Анализируя другой роман Рудольфо Анайи («Рэнди Лопес идёт домой»), Александр Ващенко так интерпретирует его сюжет: «…вместо барьера (обозначенного рекой, образом весьма символичным) герою предстоит выстроить реальный (и символический) мост через реку (что следует понимать как культурную границу Рио-Гранде, а можно понимать и как сегрегационную, историческую границу), во имя общекультурного единения. Главной метафорой времени становится межкультурный, трансграничный мост к человечеству, а не стена, замыкающая в себе культурное гетто…». Ту же самую идею культурного «моста» мы обнаруживаем и в романе «Благослови, Ультима!». Перед героем чикано открывается целый мир, в который он готов перейти, сохранив при этом свою культурную идентичность. Строить стены или мосты ‒ вопрос, вызывающий на 60 Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. – с. 190. 27 сегодняшний день особенно острые дискуссии в западном мире, страдающем от нескончаемых миграционных потоков. Однако важно понимать, что только на основе взаимоуважения культур есть шансы преодолеть социокультурную пропасть, о чем нередко забывают обе стороны конфликта. 28 Список использованной литературы и электронных ресурсов: 1. Анайя Р. Благослови, Ультима!: Роман: Пер. с англ. М.: Гудьял-Пресс, 2000. 320 с. 2. Ващенко А. В. Мексикано-американская (чикано) этническая литература на пути к трансграничью // Language. Philology. Culture. 2-3, 2013. 3. Воронченко Т. В. Синтез культур в историческом развитии Юго-Запада США (на материале мексикано-американской литературы) // Гуманитарный вектор. Серия: Педагогика, психология. №4 (24), 2010. 4. Воронченко Т. В., Сокольских Н. Н. Трансформация культуры пограничья в эпоху глобализации // Гуманитарный вектор. Серия: Философия, культурология, 2012. 5. Дзибель Г. В. Энциклопедия. Мексиканоамериканцы. [Электронный Большая ресурс] Российская URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/2202098 6. Комлев Н. Г. Словарь иностранных слов, 2006. [Электронный ресурс] URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_fwords/16474 7. Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. М.: Мир, 1972. 8. Плотников С. В. Мифологическое мироощущение как сфера создания культурного объекта (тетралогия о Сонни Бака Р. А. Анайи) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена, 2007. 9. Розов Н. С. Феномен трансграничья в исторической и геополитической перспективе. Трансграничье в изменяющемся мире: Россия- КитайМонголия // Материалы международной научно-практической конф. 1620 окт. г. Чита, 2006. 10. Сокольских Н. Н. Американизация Юго-Запада США и культурная ассимиляция мексиканского населения как следствие мирного договора Гвадалупе-Идальго // Вестник Вятского государственного университета. 29 Лингвистика, 2009. 11. Теоретические основы исследования миграции населения. [Электронный ресурс] URL: http://geolike.ru/page/gl_5367.htm Anaya Rudolfo. The New World Man. The Anaya Reader. N.Y.: Warner books, 1995. 12. Anzaldua Gloria. Borderlands/ La frontera. The new Mestiza. San Francisco: Spinsters/ Aut Lute, 1987. 13. Lomeli Francisco A. The Border as a Moving Tortilla Curtain: Media and Chicano Literary Representations // Материалы международной научнопрактической конф. 22-24 сент. г. Чита, 2006. 14. Ramirez Pablo. Aztlan and the Politics of Storytelling in Anaya’s Heart of Aztlan and Arias’s The Road to Tamazunchale: Journal of American Study of Turkey /Ed. Maria Herrera-Sobek. Ege University Printing. 30